Истинная история великого д`Артаньяна - Коллектив авторов

бы эта Принцесса забыла, из-за чего она не желала ему добра. Если бы речь шла только о том, как бы обезоружить ее гнев, он, может быть, в этом бы и преуспел, поскольку Принцесса была добра, легко забывала наносимые ей оскорбления; но, к несчастью для него, она уже слишком широко распахнула свою душу Кардиналу Мазарини. Этот человек был хитер и ловок, втерся туда огромной услужливостью и бесконечно повторяемыми заверениями в своей полной преданности ее службе, вопреки и против всех, не исключая даже самого Короля. Это чрезвычайно нравилось Принцессе; она, по примеру всех других женщин, любила не только слепое подчинение, но еще и лесть.

Агония Людовика Справедливого

Кардинал рисковал немногим, безоглядно обещая ей столько вещей разом. Он видел, что Король умирает, и нет ни малейшей надежды на возможность вылечить его от медленной лихорадки, подтачивавшей его долгие годы. Его тело не было больше ничем иным, как настоящим скелетом, и хотя ему шел еще всего лишь сорок второй год, он был доведен до такого беспомощного состояния, что истинный Король, каким он и был, желал бы смерти во всякий день, если бы это не было запрещено ему, как христианину. Тем не менее, он не мог помешать себе бросать время от времени взгляды на колокольню Сен-Дени; он видел ее из Сен-Жермен-ан-Лэ, где почти всегда находился, и вздыхать, посмотрев на нее. Он даже говорил своим куртизанам, что именно там закончится его земное величие, и, хотя и надеялся, что Бог окажет ему милосердие, никогда это не будет столь рано, как он бы того хотел. Впрочем, причиной того, что Кардинал Мазарини так безоглядно обещал все это Королеве, был страх, как бы она не примирилась с Месье де Шавиньи; Его Преосвященство тайком противился этому всячески, как только мог. Так как он, конечно, предвидел, что, следуя обычаям Франции (их он старался до тонкости изучить), Королева должна была получить опекунство над нынешним Королем, кому было тогда не более четырех лет, и забрать также всю власть в свои руки, он не хотел допустить этого Государственного Секретаря до такого благоприятного положения, когда тот смог бы оспаривать у него Министерство, к которому уже секретно стремился. Итак, чтобы добиться в этом успеха с большей легкостью, не было ничего такого, на что бы он не пошел, лишь бы завоевать расположение особ, близких к Королеве, он даже притворился влюбленным в одну из ее камеристок, по имени Бове, по его расчетам, находившуюся в самых лучших отношениях с ней.

Бове, настолько любившая всякую лесть, что всегда была готова купить ее дорогой ценой, необычайно обрадовалась, что ей предложили ее даром, и она сделала подле своей Государыни все, что он хотел. Она молила ее не только устранить Шавиньи, но еще и содержать в секрете все обещания, данные ей Кардиналом Мазарини. Она говорила Королеве, что у нее здесь еще больше интереса, чем у него, потому что Король, ее муж, не испытывая большого доверия к ней, прежде, чем умереть, может принять такие решения, какие ей вовсе не понравятся, и ей было бы хорошо не только иметь в его Совете человека, кто мог бы отвести удар и при этом не быть заподозренным, будто делает это ради личного интереса, но кто еще мог бы ее обо всем предупредить; и она, таким образом, смогла бы вовремя навести порядок во всех делах; если же она ничего не узнает, кроме как после удара, то окажется в гораздо большем затруднении.

Завещание Короля

Королева поддалась ее совету, поверив, что та ей дала его исключительно ради любви к ней, не ища здесь ни малейшей выгоды. Месье де Шавиньи, не добившись ничего из того, что он желал, перевел огонь на другой фланг, дабы не быть застигнутым врасплох, когда Король скончается. Он примирился с Герцогом д’Орлеаном, с кем он не слишком хорошо ладил прежде. Печатью их соглашения стало то, что он пообещал Герцогу вынудить Его Величество составить такое завещание, какое бы столь прекрасно ограничило власть Королевы, что если бы оно и не могло помешать ей быть опекуншей своего сына, но зато она была бы обязана всегда обращаться к нему, когда бы захотела что-либо предпринять. Герцог д’Орлеан, кто далеко не пользовался никогда никаким влиянием при Дворе, был оттуда изгнан и содержался в большом пренебрежении. Если бы не знали, что он был братом Короля, об этом никогда бы не догадались. Он обрадовался такому предложению. Он согласился на него всем сердцем и наобещал тысячу прекрасных вещей Шавиньи, лишь бы тот добился удачи в своем предприятии, и тот взялся за работу, не теряя времени. Он сказал Королю, чье здоровье угасало день ото дня, что если он вовремя не предупредит все, что может случиться после его смерти, его сын, вместо того, чтобы стать однажды самым могущественным Принцем Европы, каким он, казалось, должен бы явиться по рангу, в какой он возведен Богом, легко может оказаться весьма удаленным от этого счастья; Королева, с тех самых пор, когда она прибыла во Францию, всегда поддерживала связи с Королем, ее братом, вопреки всем сделанным ей запретам; ему страшно огорчительно освежать память Его Величества, потому что это не может быть ему особенно приятно, но, наконец, требовалось принять меры по поводу этого злоупотребления, если, конечно, не желать все погубить; и лучше стоило на один момент оживить то горе, какое причинял ему этот сговор, чем промолчать и не советовать ему принять все необходимые распоряжения в столь важной ситуации.

Этот так называемый сговор послужил, впрочем, предлогом Кардиналу де Ришелье для преследования Королевы. В соответствии с этим, он устраивал ей действительно невероятные сюрпризы, в какие потомство никогда не сможет поверить, если все те, кто захотят писать историю верно, не будут обязаны в точности их передать. Он заявлял, – когда Королева получала письма из Испании, будто бы она прятала их у себя. Дабы еще больше унизить эту Принцессу, он вырвал согласие у Его Величества, кто не допускал никаких шуток по поводу сговоров с Испанией, как он показал это в деле Сен-Мара, на посещение ее неким Канцлером. Он представлял собой странного Комиссара – этот человек, кто был дважды монахом Картезианского ордена, и ему не нужно было ничего большего, чтобы ввести его в искушение. Так как эта Принцесса была красива, и хотя никто и никогда не видел ее тела, чтобы говорить о нем определенно, но по тому, что являлось снаружи, можно было предположить, что скрытое